Еще одна искалеченная судьба Как правило, детские и юношеские годы вспоминаются нами, как светлые и беззаботные, но для В.А. Пархоменко они стали одними из самых ужасных В 1937 году отца, мать и старшего брата маленького Володи забрали на фронт, а его и сестренку отвезли в детский дом. Оттуда он несколько раз сбегал в родную деревню, которая находилась в 60 километрах от детдома. И Володю из родной Белоруссии перевели в Украину. А в 1941 году Украину захватили фашисты. И именно Малороссии пришлось вынести на себе самый жестокий удар фашизма. Сожженные дотла деревни, земля, некогда цветущая, превращенная в прах. И колонны, колонны пленных – женщины, дети, все кто еще мог принести пользу военной машине Германии. Участь маленького пленника большой войны ждала и Володю. Схватили, погрузили в вагон и увезли.
– Когда мы приехали, нас выгрузили и заставили построиться в шеренгу, – вспоминает Владимир Антонович Пархоменко. – Мимо шел немец и на кого показывал пальцем, того отбирали, отводили в душегубку – сжигали заживо. Эшелоны приходили каждый день. И каждый раз такая ситуация, Я сам много раз видел это. Ужас.
Единственное, что меня спасло – это то, что мой отец был обрусевший немец по фамилии Гилис.
Потом нас стали немецкие фермеры покупать. Платят деньги за нас, мы у них работаем. Работы было много. Я вставал в 5 утра, кормил лошадей, коров, чистил у них, потом доил пять коров. Пока хозяин не видит, прямо из ведра молока попью. Только это и позволяло выжить. Весной мы поля сажали, летом – ухаживали, осенью убирали все. Присесть некогда было.
Потом пришли наши войска, они по одну сторону Эльбы – мы по другую. На нашей стороны американцы воевали. Они-то и советовали: вы домой не уезжайте, здесь оставайтесь, там вас посадят. Не верили. Мы ж не виноваты, что в плен попали и на немцев работали.
Если б знали тогда эти подростки, чем обернется для них долгожданная Победа и возвращение на родину. Всех до одного, кто пожелал вернуться, осудили, как изменников Родины и дали пять лет лагерей. Без вины виноватые, дважды узники…
Когда ребят привезли на Ворошиловский завод в Ленинградскую область их построили на плацу. Мимо шел генерал, грузин. Остановился, посмотрел на мальчишек и сказал:
– У меня дома такие же сыновья остались.
И каким-то образом, стараясь не привлекать внимания, подсказал, где есть лаз в заборе и когда удобней будет бежать. Владимиру вместе с другом Толиком убежать удалось.
На железнодорожном вокзале решили, что надо ехать в Алма-Ату, к тетке Толика, но так как у ребят ни денег, ни документов не было всеми правдами и неправдами добрались до Новосибирска.
Там их на несколько дней приютила сердобольная старушка. Чем могла она кормила ребят. Три дня пожили у нее парни и решили попробовать еще раз уехать в Алма-Ату. Но на вокзале их уже ждали с фотографиями и документами на розыск:
– Подходят к нам, за руки хватают на фотографии и на нас смотрят. А мы чумазые, обросшие, не узнать толком. Фамилию спрашивают. Ну, я и назвал первую пришедшую на ум – Пархоменко. Думал, может, повезет и не посадят. Нет. Все равно, посадили.
Пять лет отсидел Владимир Антонович в Степном лагере, в городе Кенгире, сейчас Джезказган, в Казахстане. Как известно, Степлаг был одним из самых жестоких ГУЛАГов страны Советов. Кормили в лагере по большей части червивой рыбой, солониной «с душком», сечкой, мороженой картошкой. Овощей мы не видели. При этом на складах имелись доброкачественные продукты, они иногда даже поступали в лагерные кухни, но до заключенных редко и мало доходили. Их расхищала многочисленная лагерная обслуга. Нормы выработки были настолько высоки, что мало кто мог их выполнить, а невыполнение грозило карцером и пайком: кружка воды и 400 грамм хлеба.
Но не менее чем физические страдания были страшны страдания душевные, как жить с клеймом предателя, если предателем не был? Как сносить издевательства родины, которую так мечтал увидеть? Страшно и жутко…
И, переживший рабство у немецкого фермера, Володя чуть не умер от голода и усталости на родине, в советском лагере. Врач, осмотрев живой скелет, сказала:
– Несите его в последний барак, все равно не жилец.
Его случайно увидела повар тетя Маша, она то и выходила.
Когда до конца срока оставалось совсем немного, в лагере в 1954 году вспыхнуло восстание. Известное в истории как «Восстание в Кенгире», а в литературе, как «40 дней Кенгира». Именно так называется глава в романе А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ». Яркие исторические события, но не дай Бог, оказаться в их гуще…Сорок дней продержалась власть заключенных, было установлено народное управление. На протяжении шести недель люди в лагере жили так, как они хотели: проходили богослужения, работала художественная самодеятельность, зэки и зэчки вступали в браки, которые благословляли священники разных конфессий. Но разве сможет устоять кучка измотанных голодом и тяжелой работой людей против регулярной армии страны?
Подавляли восстание жестоко.
– В лагерь въехали танки и прямо по живым людям ездить начали, – вспоминает Владимир Антонович. – Пока один из танкистов не выскочил из танка и не закричал: да что же мы делаем! Мы же своих убиваем!
После восстания многих, как заключенных, так и руководителей лагеря, расстреляли.
После отсиженного срока у Владимира Антоновича, началась другая, не менее тяжелая жизнь. Его отправили на пожизненную ссылку под Красноярск. Здесь, и в жару и в холод, под снегом и дождем они валили лес. Причем инструмент для этого был самый минимальный: пила и топор. И лишь в 1993 году Владимира Антоновича реабилитировали.
Сейчас Владимир Антонович с супругой Лидией Александровной живет в Таштыпе, переехали сюда 9 лет назад. Живут тихо, спокойно и дружно, но все чаще сожалеет о том, что его судьба, как и судьба многих была так жестоко искалечена.
Зоя Лукашевская
|
